Кража и присвоение найденного. Часть 2.
Продолжение статьи «Кража и присвоение найденного: проблемы соотношения и выявления разграничительных признаков». Начало статьи.
«Тайность» всегда была присуща краже и характеризовала больше обстановку совершения преступления, нежели его способ. Однако этот элемент преступного посягательства прочно усвоен законодателем и правоприменителем, несмотря на логические противоречия описания способа деятельности при хищении. Очевидно, что центр тяжести при определении объективной стороны кражи лежит не в плоскости «тайного хищения», а в ненасильственном способе преступного завладения чужим имуществом. Причем этот способ характеризуется тем, что виновный стремится избежать какого бы то ни было видимого контакта с собственником или титульным владельцем похищаемого имущества либо с посторонними лицами, могущими воспрепятствовать преступлению и изобличить преступника. Ненасильственное завладение чужим имуществом характеризуется также отсутствием какого бы то ни было физического или психического насилия над личностью потерпевшего, виновный для совершения преступления не использует какие-либо правомочия в отношении похищаемого имущества и свое положение, значения не имеет и правовое отношение потерпевшего к изъятому у него имуществу.
В свете вышесказанного подход к пониманию кражи должен быть изменен. Кража, действительно, может совершаться в особой обстановке — тайно, однако способ осуществления данного преступления (хищение, завладение) должен указывать на то, что такое преступление может совершаться скрытно, без взаимодействия с потерпевшим, ненасильственным путем, без использования правомочий и оказанного ему доверия в отношении переданного имущества. Существующую же практику квалификации рассматриваемых случаев как тайного хищения можем объяснить лишь неразвитостью нормы о злоупотреблении доверием и непониманием ее сути.
По сути, оставаясь в структуре нормы о мошенничестве, злоупотребление доверием зачастую отождествляется с обманом, однако, на наш взгляд, оно не имеет ничего общего с мошенническим обманом. Это обстоятельство тормозит самостоятельное применение нормы о злоупотреблении доверием, и чаще всего этому способу имущественного посягательства не придают самостоятельного значения. Сказанное позволяет расширительно толковать объективные признаки кражи и относить к данному понятию случаи, которые больше подпадают под признаки иного самостоятельного способа преступления — злоупотребления доверием. Тем не менее при соотнесении данных способов совершения имущественных преступлений необходимо учитывать, что порой хищение становится возможным благодаря особой обстановке, но она создается не виновным, а собственником имущества (когда он сам передает имущество виновному) в силу характера выполняемой работы или осуществляемых функций, которые присутствуют у виновного благодаря воле собственника (нанимателя). От виновного, совершающего такое преступление, не требуется преодоления внешних препятствий; единственным сдерживающим фактором является внутренняя устойчивость самого человека. Последующее же хищение в этой ситуации возможно в силу злоупотребления оказанным лицу доверием, имеющимся положением, причем дальнейшая обстановка (тайности) значения не имеет. Соблазн совершить такое преступление возникает тогда, когда это имущество находится в фактическом владении (в широком смысле слова) виновного. Однако совершаются эти преступления не в силу тайности хищения, а благодаря наличию особых характеристик преступного способа деятельности виновного, который может быть порожден различными условиями и обстоятельствами.
Помимо вышеприведенных признаков кражи, можно также сказать, что сущностное содержание «тайности» кражи как ненасильственного хищения состоит в следующем: а) лицо стремится избежать какого бы то ни было видимого контакта с собственником имущества или иными посторонними лицами; б) деяние виновного не сопровождается применением физического или психического насилия к потерпевшему, а связано с преодолением препятствий в целях завладения имуществом; в) виновный в целях завладения чужим имуществом не использует имеющиеся у него правомочия или положение (служебное, должностное), не злоупотребляет оказанным ему доверием и не использует обман как способ похищения.
Социальная сущность присвоения найденного чужого имущества состоит в невыполнении лицом правовой обязанности передать имущество по принадлежности. С этой точки зрения присвоение найденного имущества представляет собой безвозмездное обращение в свою пользу или в пользу других лиц заведомо чужого имущества путем его противоправного удержания. Удержание здесь выступает как своеобразный способ совершения имущественного преступления. Удерживая найденное имущество, лицо преступно обогащается. При этом необходимо иметь в виду, что в момент удержания чужого имущества виновный может совершать и совершает активные действия, которые способствуют достижению преступных целей (например, приносит имущество домой и прячет его). С физической стороны его нельзя признать абсолютно бездействующим, но с социальной — можно, так как при этом лицо не возвращает (удерживает) заведомо чужое найденное имущество.
В целом находка объединяется с иными предметами в общее понятие «бесхозяйные вещи», т.е. те, которые не имеют собственника или собственник которых неизвестен, либо вещи, от права собственности, на которые собственник отказался (ст. 225 ГК РФ). Поэтому действия лица, обнаружившего находку, различаются в зависимости от того, известен хозяин утерянной вещи либо нет. Знание о том, кому принадлежит утраченная вещь, указывает на осведомленность лица о ее владельце и его правах на это имущество и, соответственно, на отсутствие такого права на приобретение находки и обращение найденного имущества в свою собственность.
Таким образом, положения о находке (в силу которого нашедший потерянную вещь обязан немедленно уведомить об этом лицо, потерявшее ее) не могут распространяться на случаи, когда собственник утерянной вещи известен. В подобных ситуациях принимать во внимание необходимо тот факт, что понятие «находка» основано на случайности данного события, и вознаграждение нашедшему предполагает определенные усилия в связи с отысканием самой вещи, а также собственника. Поэтому, если вещи оставлены в номерах гостиниц, в мастерских и т.д., когда собственник известен, то они не могут быть находкой. Их возврат собственнику — обязанность соответствующих заведений. Присвоение таких вещей должно образовывать хищение чужого имущества (кражу), а не присвоение находки или же неосновательное обогащение.
Находка же, для того чтобы признаваться таковой, требует неизвестности собственника. В этой части уголовно наказуемыми должны признаваться случаи присвоения найденного имущества, когда собственник (или титульный владелец) найденной вещи был известен нашедшему. Следовательно, «неизвестности» нет, если нашедший знает, кому принадлежит вещь или может по иным ее характеристикам и условиям определить личность собственника.
Примером неправильного понимания данного тезиса может служить уголовное дело, рассмотренное Волоколамским городским судом Московской области.
Гражданин А. был обвинен в краже чужого имущества по п. «в» ч. 2 ст. 158 УК РФ с причинением потерпевшему значительного ущерба. Подсудимый видел, как у гражданина Р. из кармана выпал мобильный телефон, однако не сообщил ему о потере. Дождавшись, когда Р. удалился от своей вещи, А. поднял телефон и присвоил его. На следствии и судебном заседании А. свою вину в хищении телефона признал полностью и был приговорен к реальному сроку наказания. Однако судебная коллегия по уголовным делам Московского областного суда при рассмотрении указанного дела обвинительный приговор в отношении А. полностью отменила, оправдав его, так как, по мнению судебной коллегии по уголовным делам, подсудимый не предпринимал никаких активных действий, направленных на неправомерное изъятие имущества у Р., следовательно, в действиях А. не содержится состава преступления, предусмотренного ст. 158 УК РФ. Присвоение находки не может рассматриваться как хищение.
Таким образом, для квалификации присвоения чужого имущества в качестве кражи должно иметь место осознание присваивающим лицом принадлежности вещи конкретному человеку и возможности возврата вещи собственнику. Как кража должны квалифицироваться действия лица, достоверно знающего, кому принадлежит имущество, либо знающего, что собственник может вернуться за забытой вещью. Если при утрате вещи законный владелец точно не знает о месте ее нахождения, то при оставлении оно ему достоверно известно. И эти обстоятельства — оставления или утраты — должны определяться исходя из конкретных признаков внешней обстановки утраты и обретения имущества: где именно и каким образом там находилась вещь.
В случае обнаружения вещи в помещении необходимо установить не только специфику помещения, а то, что виновный осознавал, что вещь является забытой, а не потерянной и собственник обязательно за ней вернется. Следовательно, при доказывании этого факта необходимо учитывать не столько специфику помещения, в котором имущество было оставлено, сколько конкретное местонахождение (месторасположение) имущества в помещении. Факт неизвестности собственника утерянной вещи, ее конкретное местонахождение и условия утраты будут свидетельствовать о том, что такая вещь действительно является находкой и подобравшее ее лицо не может автоматически признаваться виновным в краже чужого имущества.
Таким образом, сущность правового регулирования находки базируется на предположении, что собственник вещи, которая потеряна, может быть найден. Исходя из этого при потере утрачивается не собственность, а лишь владение — фактическое господство над вещью. В данном случае правовое значение имеет не то, знает или не знает собственник, где находится его вещь, а то, знает или не знает нашедший вещь ее владельца, а также его волю в отношении вещи. Об этом можно судить по объективной обстановке, при которой была найдена вещь, и в такой ситуации первостепенное значение имеет местонахождение вещи, ее месторасположение, идентификационные признаки и т.д. Лишь в совокупности данных признаков можно будет ответить на вопрос о воле собственника имущества и предполагал ли он за ней вернуться.
Кража и присвоение найденного: проблемы соотношения и выявления разграничительных признаков продолжение статьи.
Наш адрес
Москва, Новогиреевская улица, 14, корп. 3